Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда Вирджиния Вульф планировала книгу, которая в итоге оказалась «Тремя гинеями», она написала в своей записной книжке: «Глоссарий», предполагая переосмыслить английский язык, чтобы рассказывать иные истории. Одно из определений в этом глоссарии – героизм как «ботулизм». А герой в этом словаре – «бутылка». Герой как бутылки – жесткая переоценка. Теперь я предлагаю бутылку в качестве героя. Не просто бутылка джина или вина, а бутылка в первоначальном смысле контейнера, вещи, которая удерживает что-то другое (мой перевод).
Данные определения не были использованы в «Трех гинеях», так и оставшись в одной из записных книжек, ныне хранящихся в Библиотеке университета Сассекса в составе бумаг из дома Монка. Я приведу эту запись целиком:
«Soldier = Gutsgruzzler. Heroism = Botulism, a Hero = Bottle».
И все!
Переиначивание Вирджинией Вулф этих традиционно престижных и высокопарных слов означает, что ценности существующего мужского мира для женщин глубоко сомнительны. Герой как бутылка для нее (здесь явный каламбур – «Botulism» и «Bottle») – человек с измененным – в больном горячечном бреду – сознанием.
(Справедливости ради отмечу, кое-что из этого весьма разрозненного, фрагментарного и разбитого по разным блокнотам глоссария использовано было. В частности, в той же записной книжке прямо перед «солдатами» и «героизмом» есть фраза «Давайте заменим слово „феминистка“ словом – », где заменяющее слово не указано. Что соотносится со следующим фрагментом из «Трех гиней»:
«Что может быть более подходящим, чем уничтожить одно порочное и испорченное слово, которое в свое время принесло много вреда, а теперь устарело? А именно – термин „феминистка“. Этим словом, согласно словарю, называют „тех, кто защищает права женщин“, но, поскольку единственное право – зарабатывать себе на жизнь – уже завоевано, оно более не имеет смысла. А без него это мертвое и испорченное слово. Так давайте отпразднуем наше событие кремацией трупа – напишем его в последний раз большими черными буквами на листе бумаги и торжественно поднесем спичку. Смотрите, как оно горит! Дым рассеялся, слова больше нет»).
42-я глава «Кракена» начинается со сна Билли Харроу:
– Он водворился во что-то невидимое, со стеклянными стенками, не различимыми в черноте моря. В некое подобие гроба, лежа в котором он чувствовал себя не только неуязвимым, но и облеченным властью… затем он оказался наедине с шатенкой и опознал ее как Вирджинию Вулф, не обращавшую внимания на спрута в своем окне, – вместо этого Вирджиния говорила Билли, что он, согласно необычному определению, является нестандартным героем.
Но Вирджиния Вулф в своем глоссарии не имела в виду никаких нестандартных героев, лишь низвергая сложившиеся понятия героизма и его носителя. А вот Урсула Ле Гуин, в продолжение идей предшественницы, как раз заявила о новом типе героя, противостоящего сложившемуся наступательному типу убийцы, предложив в качестве такого героя бутыль, контейнер, сумку:
– Где эта замечательная, большая, длинная, твердая штука (кость, как я полагаю) которой обезьяночеловек впервые колотил кого-то в кино («Космическая одиссея 2001 года» – М.И.), а потом, хрюкая в экстазе, что совершил свое первое убийство, швырнул в небо, и она, кружась там, обратилась в космический корабль… я не знаю. Меня это даже не волнует. Мы все слышали о палках, копьях и мечах, вещах, которыми надо колотить, тыкать и ударять – длинные жесткие штуки, но ничего не слышали о вещах, необходимых, чтобы положить в них другие вещи, контейнеры для вещей. Это совершенно новая и иная история…
Кстати, чуть ли не каждый второй рецензент недоумевал по поводу Билли Харроу – больно уж, он негероический.
The Book Smugglers, 2010:
– Билли, главный герой, на удивление бездушен, лишен какой-либо истинной личности или голоса.
SFF180, 2010:
– Если у «Кракена» есть какая-то слабость, так это то, что на протяжении большей части повествования нормальность Билли затмевается потрясающим актерским составом второго плана.
Гораздо ярче и деятельнее охранник Дэйн, Том – носитель Тату, убивший Госса и Сабби, и даже Мардж. Лишь на последних страницах Билли пришлось лично противостоять антагонистам, но при этом он так и не сразился с ними физически.
Как заметила Урсула Ле Гуин в своем эссе о новом типе героя:
– Но это не значит, что речь идет о неагрессивном или безобидном человеческом существе. Я стареющая, рассерженная женщина с сумочкой наперевес тоже отбивалась от хулиганов. И не считаю этот поступок героическим, как и любая другая женщина. Это просто одна из тех проклятых вещей, которые нужно делать, чтобы иметь возможность вернуться к сбору дикого овса (условный вид деятельности, отличающийся от героических деяний – М.И.) и рассказыванию своих историй.
Повествованиям о героях, их конфликтах и триумфах, покорениях и сражениях, Ле Гуин противопоставила истории о людях и их отношениях, бытию в культуре, семье, обществе.
Последняя часть «Кракена» называется «Герой-бутыль» (Hero = Bottle). Она о том, чем занимается Билли после всего случившегося в романе.
Ничем особенным он не занимается: пьет вино, ищет тех, с кем спас мир, дабы поболтать о прошедшем, ошивается в барах и узнает там много интересного. Что там в этой бутыли? Об этом мы узнаем, только когда наступит очередной апокалипсис.
Томас Пинчон и Джеймс Фрэзер
В своих интервью по поводу «Кракена» Чайна МЬЕВИЛЬ не раз поминает «Радугу тяготения» Томаса Пинчона. Похоже, она и стала недостижимым образцом при написании «Кракена».
Из интервью 2010 года Рамоне Коваль на ее одноименном сайте:
– Для меня Пинчон является очень важным пробным камнем, он тот, кем я действительно восхищаюсь. И отчасти в этом есть своего рода разворачивающийся, бурлящий хаос, ощущение, будто ты идешь по книге, снящейся самой себе. И я действительно хотел попробовать такую продуктивную недисциплинированность.
Из интервью 2010 года Коди Уокеру на сайте «Popgun Chaos»:
– А в «Кракене» совсем другая логика, связанная со сравнениями и метафорами, а также с идеей о том, что если что-то похоже на что-то другое… Это рифф из Томаса Пинчона. В «Радуге гравитации» есть прекрасный отрывок, где он рассказывает, как люди устанавливают связи между вещами, и у него есть описание, в котором кто-то видит чушь и интерпретирует ее, как если бы это был литературный текст. Он знает, что это немного смешно, но это то, что мы, люди, делаем. Он называет это «Kute Korrespondances».
Из интервью 2011 года Джеффу Мано из Bldgblog:
– В «Кракене» я хотел взять идею «Kute Korrespondances» и продвинуть ее немного дальше. Эта логика сравнения одной вещи с чем-то другим на самом деле имеет своего рода материальные магические эффекты в реальном мире. Вы на самом деле творите волшебство из сравнения. Опять же, тогда логика становится логикой убеждения.
В российской «Радуге тяготения» «Kute Korrespondances» переведено «Симпотными Соответствиями»:
– Прочие же мы, не избранные к просвещенью, оставшиеся снаружи Земли, на милости Тяготения, кое мы лишь недавно выучились засекать и измерять, вынуждены шибаться внутри собственных лобных долей веры в Симпотные Соответствия, рассчитывая, что на всякую пси-синтетику, извлеченную из души Земли, найдется мирская молекула, более-менее обыкновенная и поименованная, – нескончаемо барахтаться в пластиковых пустяках, в каждом отыскивая Глубинное Значение и стараясь нанизать их все, как члены степенного ряда, что надеются собраться в нулевой точке некоей колоссальной и тайной Функции, чье имя, подобно переставленным именам Бога, произносить нельзя…
Из таких соответствий и устроена магия в «Кракене»:
– Билли испытал что-то среднее между благоговейным ужасом и отвращением: у каждой вещи, как это ни глупо, имеется сила, потому что вещь слегка похожа на что-то еще. Если хочешь мгновенно взрастить позади себя вересковые заросли, что нужно бросить через плечо? Конечно, старую расческу. Все, что требуется, это знание таких хитрых соответствий (43-я глава).
«Хитрые соответствия» в англоязычном оригинале «Кракена» – «cute correspondences». У Пинчона, конечно, оба слова